Он вам не просто писатель из школьной программы

Необыкновенный Фёдор Достоевский.

От редакции. Иностранцам Россия известна всего тремя великими писателями – плеяда имён ограничивается гениями Толстым, Пушкиным и Достоевским. Однако мало кто из наших соотечественников сегодня помнит, почему наши деды и прадеды вписали эти имена в историю. О том, почему Фёдор Михайлович Достоевский – не просто писатель из школьной программы, расскажет наш постоянный автор Сергей Багоцкий.

11 ноября 2021 года Россия и всё Человечество отметили 200 лет со дня рождения одного из крупнейших русских и не только русских писателей XIX века Федора Михайловича Достоевского (1821 – 1881).

Специфика российской культуры определяется значительно более важной, чем в странах Запада, ролью художественной литературы, Поэт в России больше, чем поэт, а писатель – больше, чем писатель. Русский человек обычно воспринимал социальные и философские идеи в форме художественных образов. Произведения, где мысли автора излагались прямо и непосредственно, в нашем Отечестве зачастую просто запрещались.

Ф.М. Достоевский был не просто выдающимся писателем, он был и выдающимся мыслителем, идеи которого играли и играют важное значение в культуре и XIX, и XX, и XXI века. Творчество Достоевского очень ценили многие выдающиеся исследователи-естественники. И мы сегодня попытаемся понять причины этого.

Я напомню слушателям основные моменты биографии Ф.М. Достоевского. Он родился в Москве, во флигеле Мариинской больницы близ современного театра Советской армии в семье врача (фельдшера). Окончил военно-инженерное училище, но служил в армии очень недолго и вскоре вышел в отставку. Вошел в литературу в 1840-х годах. В эти годы увлекался социалистическими идеями, принимал участие в кружке Буташевича-Петрашевского, за что был арестован и приговорен к смертной казни, но перед самой казнью узнал о помиловании. Несколько лет провел на каторге, затем жил в ссылке в Казахстане, в 1859 году вернулся в Санкт-Петербург.

В 1861 вместе с братом основал журнал «Время», после закрытия которого стал издавать журнал «Эпоха». Эти журналы стали органом своеобразного направления российской общественно-политической мысли – почвенничества. Другие направления (либералы-западники, славянофилы, революционные демократы) в немалой степени опирались на зачастую достаточно абстрактные идеи, почвенники же считали, что опираться нужно на изучение реальной действительности. И руководствоваться словами Исаака Ньютона (1643 – 1727) «я гипотез не строю». В этом была их сила и в этом же была и их слабость.

Опора на факты является важнейшим условием подлинно научного мышления. Но при изучении социальных процессов важно видеть жизнь не только в статике, но и в динамике. А для того, чтобы увидеть и понять динамику, нужно иметь какие-то теоретические концепции.

Сильной концепции у почвенников не было.

Ф.М. Достоевский, как и Л.Н. Толстой, достаточно критически относились к либерально-буржуазным порядкам и ценностям, чем напоминали Жан Жака Руссо (1712 – 1778). Они не идеализировали буржуазный прогресс, хорошо видя его оборотные стороны. Это позволило им стать великими писателями-реалистами. Однако предлагаемые ими рецепты решения социальных проблем выглядели довольно-таки наивно.

Отношения Ф.М. Достоевского с левыми кругами были достаточно сложными. Многие идеи революционных демократов были для зрелого Достоевского неприемлемы. Ему были чужды идеи революционного преобразования общества, крайне негативно относился Достоевский к революционному насилию (вспомним фразу Ивана Карамазова о «слезинке ребенка»). Федор Михайлович очень боялся широкого распространения атеизма, видя в религии некую узду, сдерживающую поползновения хищных индивидуумов, склонных сделать из атеизма вывод о том, что «если Бога нет, то всё позволено».

Очень интересно отреагировал на последнюю фразу старец Зосима. Он ответил Ивану Карамазову, что так может рассуждать лишь тот человек, кто сам в Бога не верит. А видит в нём лишь полезную иллюзию.

Верил ли в Бога и в бессмертие души сам Федор Михайлович? Не знаю…

Сравнение разных стран и народов мира свидетельствует о том, что показатели морального состояния общества достаточно слабо коррелируют с уровнем религиозности населения. Набожные итальянцы не нравственнее склонных к вольномыслию французов (вспомним знаменитую итальянскую мафию). Поэтому опасения Достоевского и Ивана Карамазова вряд ли имеют под собой серьезную почву.

Отношения между Достоевским и левыми кругами очень сильно испортил роман «Бесы», написанный по свежим следам процесса членов группы Сергея Геннадиевича Нечаева (1847 – 1882), убивших одного из участников своей организации студента Иванова.

Интересно, что спецслужбы Российской империи ещё до убийства Иванова знали о существовании «Народной расправы» и её деятельности, но до поры до времени не принимали против неё никаких мер. По большому счёту, такая организация была не только не вредна, но даже и полезна для власть предержащих.

К сожалению, у революционного движения тоже бывают свои болезни. Одной из таких болезней являлась деятельность С.Г. Нечаева и его «Народной расправы». Поэтому революционеры должны не возмущаться романом «Бесы», а сделать из него соответствующие выводы. Чтобы не заболеть ещё раз. Ибо болезни революционного движения идут не на пользу революции, а наносят ей большой вред, который потом будет трудно исправить.

Среди главных произведений Достоевского следует отметить романы «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1869), «Бесы» (1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1880). Из них на первое место безусловно следует поставить «Братьев Карамазовых». Содержание этих произведений можно охарактеризовать одной фразой: столкновение идеи с реальной жизнью. В его романах это столкновение закономерно заканчивалось посрамлением идеи.

Создавая свои книги, Достоевский работал как естествоиспытатель, проверяя на прочность ту или иную концепцию и ставя своей целью опровергнуть её фактическим материалом. В дальнейшем уже в XX веке философ Карл Поппер (1902 – 1994) развил эти идеи, выдвинув концепцию, из которой следует, что в науку имеет смысл допускать только такие концепции, для которых можно указать опровергающие их эксперимент или наблюдение. В своих книгах Достоевский стремился опровергнуть концепции, получившие широкое распространение в современном ему российском обществе. Между тем, они выглядели достаточно привлекательно. Среди них идея сильной личности, которой всё позволено, идея оправдания любых жертв ради счастья Человечества, идея нравственности, не опирающейся на религию…

Фактический материал, используемый Ф.М. Достоевским для опровержения неприемлемых для него идей, был не всегда корректен, но это уже другой вопрос.

Для опровержения идей Достоевский использовал как наблюдение (описание реальной жизни), так и эксперимент (описание поведения своих героев в явно нереальной ситуации). Так, в роман «Идиот» Достоевский ввел явно неправдоподобного князя Мышкина, во взаимодействии с которым другие герои проявились во всей своей красе.

Попперовская стратегия «опровержения идей», избранная Достоевским при написании главных романов, делает его произведения очень поучительными для людей науки. Но они интересны не только этим. Герои Достоевского действуют в очень «нелинейном» по меркам XIX века мире, всерьез анализировать который наука начала лишь в XX веке.

Одной из проблем, сильно интересовавших Достоевского, была проблема детерминированности человеческой психики.

Из детерминистского естествознания следовали представления о детерминированности человеческой психики. По мнению одних авторов, она была детерминирована социальными факторами, по мнению других – биологическими. Но в любом случае человеческая психики рассматривалась как продукт действий каких-то независимых от воли человека сил.

Для Ф.М. Достоевского эта идея была абсолютно неприемлемой. Как и для многих его героев. Вспомним рассуждения господина Голядкина из «Двойника», не желающего смириться с ролью марионетки, управляемой силами, внешними по отношению к его личности. И вспомним реакцию Мити Карамазова на речь прогрессивного адвоката, обосновавшего социальные причины, приведшие его подзащитного к отцеубийству. Митя прореагировал на слова адвоката одной репликой: «Бернар!»

Клод Бернар (1813 – 1878) был великим французским физиологом XIX века и одним из столпов детерминистского естествознания. Откуда Митя мог знать о работах Бернара, непонятно, но реплика попала в цель очень точно.

Проблема детерминированности человеческой психики обсуждалась задолго до XIX века. Уже в начале V века нашей эры на эту тему спорили главный теоретик христианства Блаженный Августин (354 – 430) и рядовой монах Пелагий (360 – 418). Их волновал вопрос о том, определяется ли спасение души Волей Божией или Свободной Волей Человеческой.

Блаженный Августин был человеком реалистически мыслящим и понимал, сколь грех (в особенности, плотский грех) привлекателен для людей. И полагал, что своими скромными силами Человек не может противостоять греху и спастись. Но в этом ему может помочь Благодать Божия. По мнению Блаженного Августина, Благодать Божия изливается на всех людей, но не каждый способен её вместить. Тех, кто способен, ожидает райское блаженство, а тех, кто не способен – геенна огненная.

Из концепции Августина достаточно явно следовала идея детерминированности человеческой психики какими-то факторами, не зависящими от воли человека.

Пелагий придерживался иной точки зрения. Он полагал, что человек обладает задатками, позволяющими ему следовать как путем праведности, так и путем греха. И что он может самостоятельно выбирать, каким путем ему следовать.

Несмотря на постепенный отказ от догм детерминистского естествознания, идея детерминированности человеческой психики приобрела в XX веке большую популярность. Её развивали в рамках нескольких разных направлений. Генетики говорили о детерминированности психики генами, психологи-бихевиористы разрабатывали технологии манипулирования поведением человека с помощью разных внешних стимулов, сторонники вульгарной социологии говорили о социальной детерминированности поведения человека. Но все эти подходы объединяли упрощенные представления о человеческой психике, как легко управляемом объекте. Эти представления были абсолютны неприемлемы для Достоевского.

Когда я читаю материалы дискуссий о том, детерминировано ли поведение человека биологическими или социальными факторами, мне вспоминаются слова из повести Юрия Валентиновича Трифонова (1925 – 1981) «Долгое прощание»: «Товарищ Смолянов, человек в высшей степени загадочный. У меня есть подозрение: по некоторым данным, мельчайшим наблюдениям… Достоевского не читал!!!».

Персонажи произведений Достоевского ведут себя не как детерминированные объекты классической физики, а как объекты квантовой механики, чье поведение в значительной степени непредсказуемо. Полагаю, что именно это обстоятельство в немалой степени способствовало популярности произведений Достоевского среди великих физиков XX века.

Наука XIX века не слишком верила в то, что человек может резко измениться. В конце XIX века на Западе появилась концепция Чезаре Ломброзо (1835 – 1909) из которой следовало, что некоторые люди закономерно становятся преступниками и ничего тут не поделаешь. Следует отметить, что традиционное христианство придерживалось иных взглядов. Из глубины веков пришла христианская легенда о Святом Моисее Мурине, который был жестоким главарем шайки разбойников, но раскаялся, стал праведником и принял мученическую кончину за веру Христову. В нашей стране легенда о Моисее Мурине трансформировалась в легенду об атамане Кудеяре и в рассказ Мориса Давыдовича Симашко (1924 – 2000) «Емшан».

В мире Чезаре Ломброзо такие превращения невозможны, но зато они возможны в мире Достоевского. Хотя и происходят достаточно редко.

Дважды в своих произведениях Ф.М. Достоевский попытался изобразить свой идеал Человека.

Князь Мышкин из «Идиота» малоинтересен. Это искусственно сконструированная служебная фигура, появление которой индуцирует определенные события в жизни реальных персонажей. А вот Алеша Карамазов куда интереснее и неожиданнее. И не столько тем, чем он является сейчас, сколько тем, кем он может стать.

У Алеши Карамазова, по моему мнению, два явных прототипа (о которых Достоевский, разумеется, не думал). Это великий русский литературный критик революционно-демократического направления Николай Александрович Добролюбов (1836 – 1861), и выдающийся деятель большевистской партии Феликс Эдмундович Дзержинский (1877 – 1926). В детстве оба они были тихими, добрыми, углубленными в себя и глубоко верующими мальчиками. Будущий председатель ВЧК в детстве мечтал стать ксендзом. Его любимым школьным предметом был Закон Божий. Но потом что-то произошло…

Достоевский ощущал потенциальные возможности Алеши Карамазова. Близкий друг Ф.М. Достоевского литератор и книгоиздатель Алексей Сергеевич Суворин (1834 – 1912) в своих воспоминаниях писал, что Достоевский хотел написать роман, в котором Алеша Карамазов станет революционером и будет казнен. Эту идею реализовала в дальнейшем Этель Лилиана Войнич (1864 – 1960) в романе «Овод» (1897).

В реальной истории прототип Алеши Карамазова не был казнен за революционную деятельность. Он стал председателем грозной ВЧК. Жизнь оказалась куда более неожиданной, чем писательские вымыслы. Но парадоксальная логика Достоевского сработала.

Изобразил Федор Михайлович Достоевский и прямо противоположного персонажа: Павла Смердякова, лакея, внебрачного сына и, по-видимому, убийцу старого Федора Карамазова.

Смердяков, которого многие считают дурачком, чрезвычайно умен, хотя и не получил образования. Вспомним его «научное» обоснование пользы предательства, поразившее слушателей.

Часто говорят, что Смердякова развратил своим мрачным взглядом на мир Иван Карамазов. Да ничего подобного! Не Иван Карамазов манипулирует Смердяковым, а Смердяков манипулирует Иваном Карамазовым. И в конце романа очень изящно объясняет Ивану подсознательные, но подлинные мотивы его поведения. Однако исключительный интеллект Смердякова обращен на зло, и это неминуемо ведет к разрушению психики. По всему, самоубийство Смердякова вполне закономерно.

В своем восприятии мира Достоевский далеко вышел за пределы детерминистских представлений, свойственных естественным наукам XIX века, которые тяготели к детерминизму. Предполагалось, что природа живет по строгим законам, познав которые, можно легко прогнозировать будущее.

Подобные представления начали шататься после статистической революции в естественных науках в середине XIX века. Эта революция привела к появлению статистической физики, дарвинизма и, косвенно, марксизма, согласно которым закономерности реализуются через огромное число случайностей. Но сама случайность продолжала восприниматься как непознанная закономерность.

Представления о случайности как о непознанной закономерности рухнули после появления квантовой механики, согласно которой случайности в микромире не просто не познаны, но, по-видимому, принципиально непознаваемы.

Персонажи произведений Достоевского ведут себя не как детерминированные объекты классической физики, а как объекты квантовой механики, чье поведение в значительной степени непредсказуемо.

Впрочем, согласно современным представлениям, практическая непредсказуемость может быть свойственна и вполне классическим объектам. Например, сложным динамическим системам, способным функционировать в режиме «странного аттрактора».

Популярности Достоевского в научной среде способствовали и другие характерные черты творчества писателя.

Общеизвестен восторженный отзыв о Достоевском, который дал Альберт Эйнштейн (1879 – 1955). Но ведь Эйнштейну, несмотря на всю его гениальность, детерминистское естествознание XIX века было ближе, чем квантовая механика.

«Бог не играет в кости!» – говорил Эйнштейн Нильсу Бору (1885 – 1962). «Эйнштейн, не учите Бога во что ему играть», – парировал Бор.

Наверное, Эйнштейна привлекало в Достоевском отрицательное отношение к простым объяснениям реальной действительности. И попытки выходить в область, где простые объяснения не работают. По существу, научную программу Эйнштейна изложил Иван Карамазов:

«Если Бог есть и если Он действительно создал Землю, то, как нам совершенно известно, создал Он ее по эвклидовой геометрии, а ум человеческий с понятием лишь о трех измерениях пространства. Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная или, еще обширнее – все бытие было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые, по Эвклиду, ни за что не могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности».

Эти слова Ф.М. Достоевский написал в 1879 году. В этом же году родился Альберт Эйнштейн.

Немаловажно и то, что Достоевский не претендовал на знание ответов на все вопросы. Как и Эйнштейн. Ибо Теория относительности ставила перед наукой больше вопросов, чем давала ответов. Как писал в известной эпиграмме Джон Сквайр (1884 – 1958):

Был этот мир глубокой тьмой опутан…
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
Но Сатана недолго ждал реванша:
Пришел Эйнштейн – и стало все, как раньше!

Поэтому представления современного естествознания более похожи на мир Ф.М. Достоевского, чем на гармоничный мир Александра Сергеевича Пушкина (1799 – 1837).

Федора Михайловича Достоевского следует рассматривать не только как великого писателя, но и как крупнейшего мыслителя, отразившего в своем творчестве реалии ещё не наступившего XX века.

Источник